Все религии духовного характера придуманы человеком. Ничем иным, как своим плотским мозгом, он сотворил целую систему богов. У человека есть эго, его скрытое «я» и, лишь потому, что не в силах смириться с ним, он вынужден обособлять его вне себя в некоем великом спиритуальном создании, именуемым «Богом».
Богу дозволено делать то, что запрещено человеку, как, например, — убивать людей, творить чудеса ради удовлетворения своих потребностей, управлять целым миром, не неся за это никакой видимой ответственности и т.д. и т.п. Если человеку нужен такой Бог и он признает его, значит, он поклоняется творению рук человеческих. То есть, он поклоняется человеку, создавшему Бога. Не является ли более осмысленным поклонение тому Богу, которого он сам создал в соответствии с собственными эмоциональными потребностями — тому, кто наилучшим образом представляет его целиком и полностью плотское существо, имеющее навязчивую идею первым делом изобрести себе Бога?
Если человек настаивает на обособлении своей скрытой сущности в виде «Бога», тогда зачем бояться своего истинного «я», боясь «Бога» — зачем обращаться к самому себе, обращаясь к «Богу» — зачем обособляться от «Бога» для того, чтобы отправлять ритуалы и религиозные церемонии в свое имя?
Человек нуждается в ритуале и догме, но ничто не указывает на то, что обособленный Бог необходим, дабы исполнять ритуалы и церемонии в честь Бога! Не может ли статься так, что сокращая расстояние между собой и своим «Богом», человек видит выползающего на свет демона гордыни — само олицетворение Люцифера? Он более не может рассматривать себя в двух частях — плотской и духовной, а видит, как они сливаются в одно целое, и, затем, к своему великому ужасу, что эти две части есть плотские — и были таковыми всегда! Затем, он либо начинает ненавидеть себя до самой своей смерти — день за днем, или отрицает кто он есть на самом деле.
Возненавидев себя, человек выискивает все новые и все более сложные духовные пути «просвещения» в надежде, что сможет вновь разделить себя в поисках более сильных и более удаленных «богов», могущих покарать его бедную страдальческую сущность. Если же он принимает себя, но осознает, что ритуал и церемония есть очень важные способы, которые изобретенные человеком религии используют для поддержания его веры во лжи, то ему становится ясно, что та же форма ритуала поддержит его веру в правде — примитивное великолепие, придающее сознанию собственной царственной сущности дополнительный смысл.
Когда религиозная вера во лжи убывает, это означает, что человек стал ближе к себе и дальше от «Бога», ближе к «Дьяволу». Если это то, что представляет собой Дьявол и человек проживает свою жизнь в храме Дьявола и сухожилия Сатаны двигают его плотью, тогда он либо сбегает от кудахтанья и придирок проповедников, либо гордо встает в тайных местах и манипулирует одержимыми недомыслием массами через свою сатанинскую силу в ожидании того дня, когда он выйдет из тени, провозглашая: «Я — сатанист! Преклонитесь же, ибо я есть высочайшее воплощение человеческой жизни!»